В 1970-х годах, на фоне мирового энергетического кризиса, Иран при шахе Мохаммеде Резе Пехлеви запустил масштабную ядерную программу. Руководство считало, что нефть слишком ценна, чтобы просто сжигать её для энергии.
Президент Организации по атомной энергии Ирана (AEOI) Акбар Этемад предупреждал, что при текущем потреблении Иран к 1995 году может потерять возможность экспортировать нефть. Решением стала атомная энергетика – планировалось заменить нефть в энергетике АЭС, покрыв до трети внутренних потребностей, а освободившуюся нефть направить на экспорт и в промышленность.
Программа была нацелена на полную ядерную автономию – от добычи и обогащения урана до переработки отработанного топлива.
Шах и Этемад верили, что мир движется к "плутониевой экономике" и стремились сделать Иран не просто потребителем, а активным игроком и даже экспортёром технологий.
AEOI стремилась не просто купить реакторы, а получить вместе с ними всю инфраструктуру и компетенции. Для этого Иран наладил сотрудничество с 24–30 странами, включая США, СССР, ФРГ, Францию, Великобританию, Индию, Бразилию, Израиль и ЮАР, чтобы компенсировать нехватку собственной технологической базы.
Стремление Ирана освоить переработку отработанного топлива вызвало серьёзные опасения США. Для Тегерана это было вопросом экономической целесообразности и суверенитета: страна не имела больших запасов урана, а переработка позволяла получать плутоний для будущих реакторов. Иран ссылался на статью IV ДНЯО, гарантирующую право на развитие мирной ядерной энергетики, включая топливный цикл.
США же воспринимали переработку как угрозу. Индийский ядерный взрыв 1974 года с использованием плутония из «мирной» канадской программы показал, как легко гражданские технологии могут стать военными. Вашингтон опасался, что уступки Ирану подорвут режим нераспространения.
Хотя сотрудничество США и Ирана изначально было тесным – американцы помогли запустить иранскую программу – после 1974 года ситуация резко изменилась. Под давлением Конгресса, СМИ и Картера администрации Никсона и Форда начали блокировать передачу технологий, особенно переработки топлива. С приходом Картера давление усилилось, и США фактически отказали Ирану в доступе к полному топливному циклу, ссылаясь на борьбу с распространением ядерного оружия.
В ответ на растущее давление Иран провёл международную конференцию по передаче ядерных технологий в Персеполисе (10–14 апреля 1977 года), стремясь создать альтернативную сеть сотрудничества вне контроля США и крупнейших поставщиков.
На конференции Иран отстаивал право всех стран на полный ядерный цикл и критиковал Лондонский клуб – неформальную группу экспортёров, созданную в 1975 году по инициативе США для ограничения поставок чувствительных технологий, таких как обогащение урана и переработка топлива.
Пресса называла конференцию "восстанием Третьего мира" и началом альтернативы существующей монополии США. В ней приняли участие более 500 человек из 41 страны – представители развивающихся государств, учёные и промышленники.
С иранской стороны выступали шах, премьер-министр Ховейда и Этемад, подчёркивая мирный характер программы и соблюдение международных обязательств (Иран был одним из первых, кто предоставил МАГАТЭ полный доступ к своим объектам и ратифицировал ДНЯО).
Иран заявлял, что изоляция и давление лишь усиливают риск распространения, так как страны будут стремиться к независимым технологиям, избегая внешнего контроля. По мнению Этемада, политика США нарушала ДНЯО и подрывала доверие к международной системе в целом.
Персепольская конференция укрепила международный статус Ирана и заставила администрацию Картера пойти на уступки. Однако в 1979 году Иранская революция всё изменила: Этемад был отстранён, атомная программа разрушена, а соглашение с США сорвано. Попытка изменить мировой ядерный порядок и отстоять права развивающихся стран провалилась.
Братья Гракхи