Настоящая технологическая мощь скрыта в прикладных решениях, о которых мало кто говорит, однако именно они трансформируют эффективность целых отраслей. Сооснователь ИИ-интегратора «Металаб» Сергей Батулин рассуждает о подходах к масштабированию инноваций, о том, что необходимо России для построения технологического суверенитета и какие инфраструктурные преимущества есть у нашей страны

Как построить технологический суверенитет в XXI веке? Пока одни страны ищут свой путь, другие его уже проложили. Чтобы понять, как работает формула технологического лидерства, сегодня достаточно посмотреть на Восток. Пример Китая наглядно демонстрирует, как за одно поколение можно превратиться из страны, копирующей чужие технологии, в нацию, создающую свои.

Китай успешно показывает, как строится технологическое лидерство, и уже независим во многих прикладных сферах — электронике, ИИ, производстве оборудования и электромобилей, в оборонном комплексе и т.д.

Это результат сразу нескольких факторов. Во-первых, на рынке Китая довольно сильная конкуренция, и в среде, когда огромное количество компаний борются за первенство, быстро становится ясно, какие стратегии приводят к успеху, а какие нет. Во-вторых, у производителей есть гигантский внутренний рынок сбыта, позволяющий масштабировать успешные продукты без выхода за пределы страны. В-третьих, Китай построил систему кластеров, дающую производителям доступ к дешевым комплектующим: от микроэлектроники до шин и промышленных деталей. Возьмем, к примеру, электрокары: китайская компания BYD наряду с Tesla является лидером глобального рынка, причем в части скорости и дешевизны справляется намного лучше американцев.

И наконец, масштабные субсидии, которые поддерживают отрасль на ранних этапах. Логика такова: из сотни производителей электромобилей со временем выживут немногие — условно пять, — после чего объем господдержки начнет сокращаться, а упор сместится на продвижение этих пяти «чемпионов» на глобальные рынки. При этом важно понимать, что почти все эти компании на ранних этапах глубоко убыточны в операционном смысле. Им необходимо достичь масштабов, при которых окупаются вложения, формируются технологии массового производства и создается продукт, способный выдержать мировую конкуренцию.

В технологической сфере России ключевые барьеры — небольшой емкий рынок, дефицит капитала и высокая монополизация. Даже при наличии сильной разработки стартап упирается не в спрос, а в узкий круг крупных игроков, которые редко становятся драйверами независимых решений. Это не оценка «хорошо/плохо», а констатация среды: в сравнении с США и Китаем такие условия замедляют масштабирование и делают конкуренцию с их продуктами крайне тяжелой.

Получается, что любая попытка создать продукт с нуля оборачивается высокой себестоимостью и риском не найти своего покупателя. А вероятность этого высока — ведь зарубежные аналоги будут дешевле и эффективнее.

Технологическая независимость невозможна без сотрудничества. Китай и другие страны с развитой промышленной базой должны выступать партнерами, а не противниками. С ними нужно уметь выстраивать союзнические отношения, развивать совместные предприятия или хотя бы сохранять возможность использовать их наработки и запускать проекты на их платформе. В России можно начинать разработки, а затем масштабировать их в Китае до тысяч единиц. Когда появится рынок и наладятся продажи, можно начать постепенно переносить производство в Россию — хотя бы частично, например на этапе сборки.

Экспорт также важен. Мы привыкли думать об экспорте как о следующем шаге после победы дома. Но в реальности экспорт — это тренажер, на котором нужно работать с первого дня. Да, госмонополии есть везде, и нигде они не горят желанием становиться вашим стартап‑клиентом. Но есть рынки, где даже две‑три правильно выбранные компании способны открыть вам коридор масштабирования. Я говорю про страны Залива — Саудовскую Аравию, ОАЭ. Там можно найти парочку клиентов, с которыми вы не просто «сделаете проект», а построите мост от прототипа к серии. «Яндекс Драйв», например, так и делает, развивая беспилотные такси в арабских странах.

Технологический суверенитет не означает полного отказа от зарубежных закупок. Иногда выгоднее покупать комплектующие в Китае. Однако стратегически важные для государства позиции должны производиться внутри страны даже при более высокой себестоимости. Китай прошел путь от копирования и покупки иностранных компаний к собственному производству. Подобная траектория может быть применима и для России: от сборки и освоения отдельных компонентов к созданию собственного оборудования и станков.

Одним из ключевых, но часто недооцененных преимуществ России в глобальной технологической гонке является ее уникальная энергетическая инфраструктура. Этот фактор становится особенно важным в эпоху развития генеративного ИИ, требующего колоссальных вычислительных мощностей.

Первое и самое очевидное преимущество — наличие относительно дешевой электроэнергии, чего нет, например, в США. Однако дело не только в цене. Глобальная проблема тех же США заключается в дефиците самих генерирующих мощностей и невозможности их быстрого создания. «Главным фактором, ограничивающим развитие ИИ в США, являются не вычислительные мощности, а электрогенерирующие, — писал в июле Bloomberg. — В Международном энергетическом агентстве (IEA) посчитали, что центры обработки данных потребляют 4,4% всей электроэнергии в США, а на установленную мощность ЦОДов приходится уже 8,9% от всей генерации». А ведь даже при наличии неограниченных финансов и технологий ввод в эксплуатацию новой атомной электростанции — одного из самых стабильных источников энергии — занимает от семи до 15 лет.

Возобновляемые источники — такие как солнце и ветер — также не панацея из-за их нестабильной работы. Именно здесь кроется второе, еще более значимое преимущество России. В стране существует одна из самых надежных и продуманных энергосистем в мире. Она состоит из двух огромных закольцованных сетей (европейской и восточной), которые позволяют перенаправлять избытки энергии туда, где она необходима в данный момент. Эта закольцованная структура обеспечивает высочайшую стабильность, что критически важно для бесперебойной работы дата-центров и систем, занимающихся энергоемкими вычислениями.

Поэтому в России и появилось такое огромное количество майнинговых ферм. Но давайте будем честны: простая майнинг-ферма — это не тот технологический проект, которым можно гордиться. В этом кроется главная проблема: если можно хорошо зарабатывать, просто используя инфраструктурное преимущество страны для добычи криптовалюты, зачем делать что-то по-настоящему сложное? Это своего рода «ресурсное проклятие» для инноваций.

Однако этот же принцип — доступ к дешевой и стабильной энергии — является ключом к гораздо более ценным проектам: созданию масштабных ЦОДов и GPU-кластеров для развития ИИ. По сути, это те же «фермы», но работающие не на добычу биткоина, а на создание технологий будущего.

Более того, здесь в игру вступает второе уникальное преимущество России — наш холодный климат. Попробуйте эффективно охлаждать дата-центр в Техасе или Арабских Эмиратах при температуре +50°C. А теперь представьте ЦОД, например, в Мурманской области, где за окном -10°C. Разница в затратах на охлаждение — а это одна из главных статей расходов — становится гигантской.

Конечно, есть и очевидные минусы. Зоны, наиболее выгодные для размещения таких объектов, — с избытком электричества и холодным климатом, — часто отдалены и не обладают развитой инфраструктурой для комфортной жизни специалистов. Но это как раз та точка, где стратегическое видение государства может превратить минус в плюс, целенаправленно создавая в таких регионах «технологические оазисы» с комфортной средой.

Когда у вас есть такие ЦОДы, вопрос о том, чье «железо» в них стоит, отходит на второй план. Да, у нас нет своей Nvidia, но ее нет и у Китая. Важно понимать: сам по себе чип или завод — это не конечный результат.

Действующая модель господдержки в IT в России сосредоточена на ограниченном числе «национальных чемпионов». Эти компании получают существенные преференции и госзаказы, но это не стимулирует конкуренцию и качественный рост.

Представьте, если бы господдержка работала по другим правилам. Например, госкомпания может закупить у вас оборудование только в том случае, если доля частных, коммерческих клиентов в вашей выручке составляет не менее 50%. Такой механизм мгновенно заставит производителей создавать продукты, которые могут конкурировать не только друг с другом, но и с лучшими мировыми аналогами. Ведь частный рынок не будет покупать из-под палки — он проголосует рублем за лучшее соотношение цены и качества.

Это породит десятки, а может, и сотни новых участников рынка. Многие из них начнут с простого: с копирования, потом освоят сборку, затем — производство материнских плат и отдельных компонентов. Но именно в этой массовости и конкуренции родится настоящая экспертиза.

Более того, необходимо пересмотреть подход к сотрудничеству государства и бизнеса с университетами. Вместо прямых субсидий можно внедрить систему, при которой коммерческий успех технологий напрямую влияет на получение дальнейших ресурсов. Университеты, получающие государственные субсидии на НИОКР, должны не просто вести разработки, а доказывать их жизнеспособность через коммерциализацию. Чтобы продолжать получать финансирование, они обязаны научиться продавать свои технологии, привлекая для этого коммерческие организации-партнеры. Наука должна перестать работать «в стол» и стать частью реальной экономики.

Хотя Россия пока не ассоциируется с глобальными технологическими новинками, недавние события поставили перед нами важнейшую задачу — достижение технологического суверенитета. И это не про то, чтобы создать все с нуля. Это, в первую очередь, про грамотное использование тех сильных сторон, которые у нас уже есть: наши инженеры, фундаментальное образование, доступная электроэнергия и, что немаловажно, крупные внутренние заказчики, которые могут стать окном на экспортные рынки.

Именно поэтому сейчас самое время создавать новые альянсы: объединять гибкость небольших коммерческих структур, научный потенциал университетов и масштаб крупных заказчиков для пилотирования проектов и создания экспортно ориентированных продуктов.

Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения автора